Меню
12+

«Северные Нивы», газета Кошкинского района Самарской области

24.04.2017 13:00 Понедельник
Категория:
Тег:
Если Вы заметили ошибку в тексте, выделите необходимый фрагмент и нажмите Ctrl Enter. Заранее благодарны!
Выпуск 1 от 07.10.2016 г.

Иеромонах Назарий

Наш земляк иеромонах Назарий (в миру Андрей Атаков) служил три с половиной года благочинным православных церквей Чеченской Республики Бакинской и Прикаспийской епархии Московского патриархата.

Наш земляк иеромонах Назарий (в миру Андрей Атаков) служил три с половиной года благочинным православных церквей Чеченской Республики Бакинской и Прикаспийской епархии Московского патриархата.

Отец Назарий за службу в Чечне награжден российским правительством нагрудными знаками «За службу на Кавказе», «Участник боевых действий», «За отличие в  службе» II степени, а также медалью «Защитник Отечества». «В Чечню — место, охваченное войной, — меня привел Бог, — рассказал отец Назарий. — И мне было свыше предназначено именно там нести свой крест». Однако путь к Богу у отца Назария был сложным и долгим.

Мирская жизнь Андрея Атакова с виду мало чем отличалась от жизни многих его сверстников — средняя школа, срочная служба в армии.

«Когда проходила хиротония (возведение в сан),  в Успенском кафедральном соборе в 1997 году, в неделю православия, перед моими глазами всплыло мое детство, — рассказал отец Назарий. — 7-й класс, в актовом зале шел спектакль «Борис Годунов», в небольшой сценке я играл иеромонаха. После этого еще полгода ученики дразнили меня то «поп», то «монах», то «батюшка». А потом так и закрепилось за мной прозвище «Батюшка». В старших классах и девчонки-одноклассницы, и мальчишки приходили ко мне советоваться или высказываться по тому или иному вопросу. Помню, на меня надели священнические одежды, и я вышел с крестом благословлять народ, а перед глазами школьные годы, и я тогда сам себе сказал: «Доигрался!». Но случайностей не бывает, видать, Господь еще оттуда вел меня к сложному пути — служению Богу. Хотя я тогда не осознал своего предназначения. После окончания школы пошел служить на Тихоокеанский флот, еще советская власть была. Я служил на кораблях особого назначении. Так получилось, что из-за мальчишеского максимализма в 19 лет я был арестован за антисоветскую пропаганду.

Во время боевого похода я вывесил листовки на корабле с призывом к голодовке, так как считал, что служба на данный момент не представляет идейного смысла, поэтому должна быть добровольной. Шел  1989 год. Естественно, я был арестован за антисоветскую пропаганду и посажен в одиночную камеру. Особый отдел мною вплотную  занялся. Они пытались выяснить на  кого я работаю, с кем связан. Потом состоялось комсомольское  собрание, исключение из комсомола, и все единогласно проголосовали. Так в 1989 году я стал врагом народа. Родителям было отправлено письмо, в котором говорилось: «Ваш сын является врагом советского народа». Я даже не представляю, что пережили родители, когда получили это письмо. Старшего брата уволили из милиции».

И хотя события происходили в январе, Андрея Атакова прозвали «декабристом». Написали большую статью в военной газете, в которой рассказывалось о нем как о матросе-провокаторе, занимающемся антисоветской пропагандой.

— Вот тогда я впервые вспомнил о Боге: «Господи, ты жив (я тогда некрещеный был), если я выйду из этой камеры, то когда-нибудь стану монахом». Член Ценного совета Тихоокеанского флота, адмирал, вызвал меня, обзывал, как только мог, и сказал, что меня нужно расстрелять. Я на его тираду ответил: «Вы самодур, адмирал». После этих слов я был уверен, что меня расстреляют. За меня заступился начальник политотдела соединения кораблей, он добился, чтобы не продолжали следствие, а дело вернули на тщательный пересмотр. Меня перевели на флагманский корабль.  Выдали пронумерованную тетрадочку с печатями, где я должен был записывать весь свой день и раз в неделю показывать «особисту». Среди матросов и офицеров были те, кто должен был следить, с кем общаюсь и о чем говорю. Это я понял, когда меня второй раз арестовали.

- А второй раз за что?

— Я вел параллельно с официальной тетрадью свой дневник. Нашли его не у меня, а у друга. Он уходил на другом корабле во Владивосток и я попросил его: «Передай родителям тетрадку. Найдут — шуму много будет». Я ведь в ней свои мысли излагал, хотел после почитать и переосмыслить. Некоторые офицеры  соглашались с моим мнением, однако не могли поддержать открыто, чтобы самим не попасть в круг подозреваемых. В общем, друг тоже пострадал, его исключили из комсомола, а меня снова посадили и обвинили в том, что занимаюсь подрывной деятельностью против советской власти.

В том дневнике была такая запись: «Советская власть — это большая стена. Ткни в нее пальцем, и она рухнет, а за ней ничего, кроме гнилья, нет». Одной только этой надписи было достаточно, чтобы снова завести на матроса дело. Секретарь комсомольской организации соединения безапелляционно заявил: «Расстрелять вас надо, и на месте!».

— Я был уверен: на этот раз не избежать военного трибунала. Сказал секретарю: «Для себя решил: не буду молчать, многое видел на корабле особого назначения». А он в ответ: «А ты не доживешь до военного трибунала!». Вот тогда действительно испугался. Мне было 20 лет! К тому же, создали такие условия, что я боялся разговаривать даже с собственной тенью. В один из дней меня повезли куда-то и я, помня угрозу комсекретаря, прощался с жизнью. Но привезли в психиатрический госпиталь.

Начались 40 кошмарных дней. Безусловно, среди врачей, санитаров и медсестер нашлись те, кто помогал Андрею Атакову выжить. Потом его комиссовали, признав негодным к службе и неподлежащим переосвидетельствованию, с пожизненным диагнозом шизофрения, маниакальное преследование». Этот диагноз был поставлен всего лишь по одной записи в дневнике: «Я хочу понять, что такое монашество, и, когда стану монахом, буду странничать из монастыря в монастырь».

-Меня комиссовали, я два года не мог никуда устроиться. Это был очень сложный период в моей жизни. Кроме того, раз в месяц я должен был являться в психиатрическую больницу, чтобы засвидетельствовать свою персону. Как-то со мной к психиатру пошел старший брат. Мы были почти одинаково одеты, только у брата вместо пиджака надет вязаный жакет. Врач подошел ко мне и начал объяснять, какой диагноз у моего брата, насколько он опасен для общества. Я слушал, слушал, а потом говорю: «Простите, пожалуйста, вообще-то Андрей Атаков — это я! Больной — это я!». Психиатр очень сильно растерялся, попросил у нас прощения. А мой брат захотел взглянуть историю болезни. Оказалось, никакой карточки не существовало, был простой звонок из военкомата. Брат потом ходил в военкомат, хотел во  всем, разобраться. А дело  и диагноз оказались засекречены…

— Насколько я понимаю, на сегодняшний день этого страшного диагноза у вас нет?

— Как-то меня вызвали в суд. Я тогда жил в Комсомольске-на-Амуре. У моих знакомых сын попал в неприятную ситуацию. Я выступил в защиту молодого человека и доказал, что его судить нельзя, так как мальчишка пропадет в тюрьме. Мое обращение повлияло на решение суда. Я даже обращался к тамошнему представителю президента по Хабаровскому краю. Тогда как раз Союз распался, и этот представитель меня спросил: «А не тот ли вы Атаков, из-за которого на Тихоокенском флоте столько шума было?». — «Да, это я, тот самый маниакальный шизофреник». И представитель президента Бориса Ельцина добился в Хабаровске перекомиссии, которая сняла с меня придуманное чекистами клеймо.

Получив возможность свободно передвигаться, Андрей Атаков поехал к родителям в Кошкинский район. Отец Андрея  Николай Михайлович Атаков родом из Андреевки, мама Юлия Семеновна Платонова из Старого Максимкино. В Ст. Максимкино устроился работать в Дом культуры сначала худруком, потом заведующим. Однако на душе чувствовал пустоту. Он стал ходить в церковь, беседовать со священником, и тот постоянно повторял: «Ты обещал Богу стать монахом, вот это обещание тебя и тяготит, не дает покоя». Да и дядя когда-то служил дьяконом.

Андрей Атаков уехал в Одессу, где хотел найти своих друзей-сослуживцев. Но не нашел их, а ноги сами привели его на 16-ю станцию Большого Фонтана, в монастырь. Здесь он познакомился с отцом Ионой, который выслушал молодого человека и посоветовал поехать в Святомихайловский монастырь, который тогда восстанавливали: «Езжай, помоги матушкам, им необходима помощь».

— Отец Иона предложил побыть там 3—4 недели, а я остался на три с лишним года. В Святомихайловском монастыре я крестился и мне стало легко. Потом был переведен послушником в Ильинский мужской монастырь. 25 января я был пострижен в малую схиму с именем Назарий (в переводе с древнееврейского «посвященный Богу»), а 16 марта 1997 года рукоположен в иеромонахи. Потом меня в Иверский монастырь перевели.

В начале 1999 года у отца Назария случился инсульт. Врач, приехавший из первой городской больницы, сказал: «Больного транспортировать нельзя. Состояние очень серьезное, я затрудняюсь что-либо прогнозировать». У отца Назария отнялась речь, и только правая рука немного двигалась.

— Я очень испугался. До этого я много думал о Чечне и дал обет Богу: если я выздоровею, то обязательно туда поеду... Вскоре я действительно поправился и опять пошел к отцу Ионе, рассказал о своем обете. Он на меня посмотрел, отругал, посоветовал молиться и просить у Бога прощения за мое богохульство.

Но я все жё подал прошение митрополиту Одесскому и Измаильскому Агафангелу. Я был уверен, что владыка меня никуда не отпустит, потому что до этого я неоднократно просился служить на Дальний Восток, где прошло мое детство и юность, но он не разрешал. А тут владыка сразу же подписал указ об отчислении из штата с правом перехода в другую епархию по состоянию здоровья.

Попрощавшись с монастырем, отец Назарий навестил своих родителей. Затем совершил паломничество в Оптину пустынь, далее был путь до Владикавказа. Во Владикавказе в военном госпитале священник повстречал братьев из Северо-Осетинского православного общества. Они и помогли ему добраться до Ханкалы, где он стал трудиться в военно-полевом госпитале.

— В Чечню я добирался на попутках три дня. И везде мне помогали и простые люди, и военные. Как только узнавали, что я еду в Чечню (я ехал в облачении), подсказывали, советовали. Встречались и такие, кто отговаривал. Но я считал, что жителям Чечни помощь необходима. В первый же месяц, что я находился там, каждый день было огромное количество раненых и убитых. Стал знакомиться с руководством страны и командованием, потом добрался до Грозного, который напоминал мне хронику Сталинграда: ни одного уцелевшего здания практически не осталось. Я смотрел на это и сам себе говорил: «Куда ж это ты попал?». Люди жили в разрушенных домах и подвалах.

— С какими трудностями вы столкнулись?

— Когда я стал благочинным, первые полтора года были сложными и тяжелыми, потому что ни военное руководство, ни правительство не шло на контакт. Но потом армия начала воцерквляться. Командующие и генералы стали все чаще спрашивать совета, просили благословения, причащались, исповедовались. А после выхода фильма «Подвиг отца Назария» стало легче. Была выделена служебная машина и охрана.

Из семи православных церквей на территории республики к тому времени осталось только четыре и то в полуразрушенном состоянии. Узнав, что в Грозном появился новый батюшка, в храм потянулись прихожане. Радовало и то, что первые средства на покупку окон и дверей им помогли собрать местные чеченцы.

— Мы принимали всех, кто приходил к нам. В Грозном сложно было подсчитать количество прихожан, тому что на службы приходили не только православные, но и мусульмане. Нет, они не молились вместе с нами, они приходили за продуктами. Я договаривался с командованием ближайших комендатур и округа, и каждое воскресенье после службы мы старались накормить всех, кто пришел, независимо от вероисповедания.  Люди голодали, не было ни света, ни газа, ни воды, ни продовольствия. И так несколько лет. Все инфраструктуры были разрушены, и только в конце 2002 года стали потихоньку восстанавливать Грозный.

Энергии батюшки хватало на все. За одни сутки он мог побывать в десятках разных мест, совершал обряды крещения среди раненых и здоровых, читал молитвы над погибшими, принимал исповеди.

Отец Назарий находил общий язык с местными имамами, с муфтием Чечни. Вместе они устраивали отдых детей из Чечни за пределами республики.

— Очень часто мы с муфтием и имамом ходили в школы, объясняли с точки зрения Корана и Библии бессмысленность войны.

Меня многие обвиняли в том, что я сочувствую чеченскому населению. А как иначе? Я получал продукты и раздавал всем. И русскоязычным, и туркам, и чеченцам. Мне говорили: зачем кормить чеченцев, они нас убивают. Я тогда ответил: «Послушайте, если мы будем так жить, то эта война никогда не кончится. Наша задача сейчас — не обвинять друг друга, а искать пути к компромиссу. Потом жить в Чечне придется всем, и русскоязычным в том числе. Вам некуда ехать, потому что русскоязычное население, в отличии от чеченского, не признано беженцами, вы всего  лишь в статусе «вынужденного переселенца». Вот и вся разница!».

Отец Назарий прожил в Чечне три с лишним года. Сколько людей окрестил за это время, сказать он уже затрудняется. Среди них были и дети местных русских, и солдаты, которые приходили к отцу Назарию с глазами, полными ужаса и боли, а уходили, обретя веру и надежду. Были и чеченцы, правда, совершали сей поступок втайне от своих.

В свое время ваххабиты давали много денег за голову отца Назария. Как говорит иеромонах, его коллег они уничтожили. Одного застрелили, другого заморили голодом, третьему отрезали голову. Один он остался на всю Чечню.

Без монашества, без священства отец Назарий уже не мыслит своей жизни. После Чечни отец Назарий отправился в любимую Одессу в Свято-Успенскую Почаевскую Лавру, посетил Крым, тогда еще украинский (сейчас Назарий не может поехать на Украину – он в черном списке СБУ). Оттуда направился в Вознесенский Печерский монастырь — мужской монастырь Нижегородской епархии Русской православной церкви в Нижнем Новгороде. В настоящее время является иеромонахом Свято-Троицкого Данилова монастыря — православного мужского монастыря в Переславле-Залесском.

После испытаний в Чечне он последнее время  чувствует себя не очень хорошо, да и хронические болезни дали о себе знать. С 10 марта по 10 сентября отец Назарий находится в лечебном отпуске. Перед Новым годом он уже проходил лечение в Московской центральной больнице. И теперь нужно продолжить лечение в госпитале, а для этого необходимо получить направление с места регистрации. Так и приехал иеромонах Назарий на малую родину. Навестил родных в Старом Максимкино, Андреевке, Нижней Быковке и, конечно, родную сестру Лидию Николаеву Заличеву, которая живет в Большом Ермаково. Прошел лечение в Кошкинской районной больнице. Когда обращался к нам в редакцию попросил поблагодарить все терапевтическое отделение, лично врача Г.Б. Женгурова и весь медперсонал за отличную работу, чуткость к больным и за добрые сердца. И на попутном транспорте двинулся в военный санаторий для ветеранов боевых действий. Там же будет решен вопрос об оформлении инвалидности.

Этот год для отца Назария юбилейный. Вот уже 20 лет своей интересной жизни, как он является иеромонахом. Это священный сан, который получает монах —  монах-священник. И именно из иеромонахов избирается высшее духовенство в православной церкви, вплоть до патриарха. Но, конечно, не все монахи становится иеромонахами. Монахов, носящих священный сан, стало много в последнее столетие, а в древности их было мало.

Является внештатным сотрудником синодального отдела Московского патриархата по взаимодействию с вооруженными силами и правоохранительными органами.

Мы были очень рады видеть отца Назария в редакции районной газеты. Очень приятный собеседник. Говорить с ним можно без устали. Разговаривали много. О его жизни, об испытаниях, которые он пережил.

На наш вопрос, почему  в стране строится все больше церквей и монастырей, а людям жить легче не становится. Ответил, что есть на то причины. Главной из них является маловерие. Еще практически повсеместно православие смешалось с язычеством – это когда человек вчера был на службе в церкви, а завтра поехал к бабке заговаривать хворь. Важной причиной является и православное фарисейство (лицемерие, гордыня), когда человек, соблюдая посты, посещая службы в храме и молясь, считают себя чистыми и светлыми людьми, превознося себя перед другими, ведя такой образ жизни без покаяния.

Нужно просто чаще молиться: «Верю, Господи, помоги моему неверию».

По материалам информацию подготовила  Г. Кузьмина.

Добавить комментарий

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные и авторизованные пользователи. Комментарий появится после проверки администратором сайта.

1171