Это было...

Политическими репрессиями принято считать наказания, карательные меры, применяемые государственными органами с целью защиты и сохранения существующего строя. Любые политические репрессии являются проявлением политического насилия.

В основе своей, действия, которые принято считать репрессиями в нашей стране, осуществлялись во времена существования СССР. Существует несколько категорий массово-репрессированных. Первая массовая категория – люди, арестованные по политическим обвинениям органами государственной безопасности и приговоренные судебными инстанциями к смертной казни, к разным срокам заключения в лагерях и тюрьмах или к ссылке. Другая массовая категория репрессированных по политическим мотивам – крестьяне, высланные с места жительства в ходе кампании «уничтожения кулачества как класса». Простыми словами — раскулаченные. Третья массовая категория жертв политических репрессий – народы, целиком депортированные с мест традиционного расселения в Сибирь, Среднюю Азию и Казахстан.

Это очень сложная тема. Вокруг нее существует 2 непримиримых лагеря. Одни считают, что во время советской власти преступными методами были уничтожены лучшие представители народов, населявших страну. А репрессии погрузили государство в гнетущую атмосферу страха. Другие наоборот говорят, что никаких репрессий не было. Что арестовывали только преступников. Никаких перегибов не было.

Представители обоих лагерей не хотят слушать друг друга и понять, что истина — где-то посередине. Они замалчивают неудобные для себя факты, а выгодные для себя выпячивают на первый план. В результате сильно искажается восприятие тех событий, особенно среди молодого поколения.

Приведу один пример. В одном из эфиров радио «Эхо Москвы» Никита Петров — историк, сотрудник общества «Мемориал», которое занимается сбором информации о политических репрессиях, сказал следующее: «Надо же просто учитывать то, что при Ежове в годы большого террора, тех самых массовых операций НКВД было арестовано свыше полутора тысяч миллионов человек». То есть историк сказал, что за 15 месяцев было арестовано полтора миллиарда! Самый высокий показатель количества населения СССР — перед самым распадом 293 миллиона. А в 1937 году этот показатель был 164 млн. Так как смогли арестовать 1,5 млрд?! Это пример манипуляции общественным мнением, внедрения неправильной информации в умы.

Некоторые исследователи подчеркивают то, что арестованные и расстрелянные были, но их количество намного ниже, чем принято считать и среди них нет политзаключенных, а все они были преступниками. А ответственность за все перегибы, которые случались на местах, сваливают на руководство в регионах.

Задача же историка настоящего взглянуть на ситуацию с обеих сторон. Да, безусловно репрессии имели место. И современное наше государство это признает, что подтверждается наличием самого памятного дня. Это были тяжелые и страшные годы. Много людей погибло (часто ни за что). Но давайте посмотрим в каких условиях это все происходило. Коллективизация и раскулачивание начались когда еще тлели угли гражданской войны, что была после революции. Проведите аналогию сегодняшнего дня с одним из соседних государств — ничего не напоминает?

Политические заключенные, которыми был наполнен ГУЛАГ, стали основой экономического роста и подъема развивающегося государства. Они выполняли самые сложные работы, когда отсутствовала техника, строили транспортные артерии и заводы. Без этой работы, возможно, СССР не выиграла войну. Конечно, это может прозвучать цинично, ведь за этими фразами стоят жизни людей, однако мы можем изменить только одно в этой ситуации — НЕ ДОПУСТИТЬ ЕЕ ПОВТОРЕНИЯ в будущем. Всегда будут те, кто отвергает или с пеной у рта показывает чрезмерную жестокость того периода. Умные же люди должны знать об этом, помнить своих близких, которых коснулась эта учесть и считать это тем, что нас сплачивает.  И тому есть много хороших примеров. В частности, в начале Великой Отечественной войны немцев Поволжья выселили из наших мест в голые степи или забирали в трудармию.

М. Арнольдов.

Ниже приведем отрывки из письма Зельмы ШВЕЙГЕРТ, которая проживала на территории нашего района до начала войны. И не потеряла связи с этими местами ни смотря не на что.

"Детство моё было счастливым. В семье нас росло двое детей. Жили мы тогда в Куйбышевской области, в прекрасной лесной местности. Материально жили очень скромно, но мои родители, будучи верующими с юности, имели внутреннее богатство во Христе. Родители переехали в эту местность из большого немецкого села Александрталь Куйбышевской области, где они в юности стали христианами-баптистами.

В1942 году наша жизнь резко изменилась. Началась война. Папу сразу мобилизовали в Трудармию на строительство железной дороги Свияжск-Ульяновск. Позже и маму послали в трудармию в город Орск на строительство нефтеперегонного завода. Строили своими руками, техники никакой тогда не было, кроме кирки, лопаты и тачки. Сколько трудностей пришлось им пережить — это знает один Бог.

Мы были не единственными детьми, которые остались без родителей на произвол судьбы. Мне тогда шел 12-й год, а сестре 14-й. Родственников возле нас никого не было. Для нас, детей, началась трудная и, можно сказать, непосильная жизнь. Занятия в школе продолжались. С наступлением весны мы вдвоём с сестрой управлялись с хозяйством; у нас был свой дом, корова, сажали картофель, овощи. Также нам приходилось думать и о заготовке дров и сена на зиму.

С каждым месяцем жить становилось труднее. Когда нам стало совсем не под силу жить, мы написали письмо своим родителям в Орск. Они находились там под комендатурой и не имели права покидать город. Мама, получив письмо, написала письмо в Москву, прося дать ей отпуск. К великому чуду, мама смогла к нам приехать и забрать нас с собой. Она была первой матерью, которой удалось привезти своих детей в то тяжелое время в Труд-армию.

Приехав в Орск, пред нами открылась картина, которую мы никогда не забудем. На окраине города расположился палаточный лагерь, окруженный колючей проволокой. Оставив нас возле входа, мама отправилась в комендатуру, где ей сказали: „Вам никто не разрешал привозить детей, откуда вы их привезли, туда и отправьте". „Мама им ответила: „Вы нас можете на месте расстрелять всех троих, но детей я не отправлю. Меня заставила нужда их привезти, иначе они бы с голоду умерли. И потом они в таком возрасте, что могут и работать..." Вечером нас пустили на территорию лагеря, зарегистрировали и мы стали трудармейцами наравне со всеми взрослыми. Места в палатке для нас не было, и мы расположились на улице рядом с палаткой. Мы были очень счастливы, что могли быть рядом с мамой.

С первых же дней мы с сестрой утром и вечером в общем строю отмечались в камендатуре. Для нас началась новая жизнь. Мы могли работать, получали пищу и по сравнению с некоторыми пленными и трудармейцами, которые ходили по помойкам в поисках пищи, считали себя счастливыми.

Мы с сестрой имели работу, думать о какой-то учебе не было смысла, так как выезжать за пределы города строго запрещалось, а если кто на это отваживался, считали таковых за дезертиров и они попадали под суд.

Постепенно всё же ежедневные отметки в комендатуре заменили на один раз в неделю. Ближе к зиме того же года папу освободили из трудармии по болезни. Ему разрешили поселиться при нашем общежитии у мужчин. Так по милости Божией мы опять были под одной крышей.

В 1945 году закончилась война, и все трудармейцы, в том числе и мы, надеялись вернуться домой на свои старые места. Вскоре нас собрали и объявили, что мы все остаёмся здесь на вечное поселение и не имеем права выезжать из города без разрешения. Так продолжалось до 1956 года, пока не сняли комендатуру.

Мой отец — Реймер Герман и ещё один брат по вере — Гамм Г. проповедовали и проводили крещение зимой и летом за никельком-бинатом в „Горячке" — ручье, где протекала горячая вода из завода.

Крещение обычно проводилось ночью. Проводили также хлебопреломление и бракосочетание.

Шёл 1952 год. Ясно помню тот день, когда мы должны были всей семьёй собраться на обед. Я возвращалась с работы и вдруг увидела около нашего барака „черный ворон". Мне стало всё ясно. Зайдя в комнату, я увидела двух незнакомых мужчин. Наша семья была уже вся в сборе. Начался обыск. Кроме одной Библии они ничего не могли взять, так как родители были заранее осведомлены и унесли из комнаты всю духовную литературу. Папу арестовали. Нам не разрешили выходить на улицу до их отъезда. В тот же день был арестован еще Гизбрехт Абрам Петрович. Немного погодя арестовали ещё семь верующих. Всех судили закрытым судом, который длился три дня. Приговор был для всех одинаковый — 25 лет лагерного заключения. Что пережили эти верующие до суда — один Бог знает. После этих судов собрания прекратились.

Мой отец, Реймер Герман Петрович, находился в заключении в Карагандинской области, в г. Джезказгане, работал счетоводом. В 1956 году он был освобождён из-за отсутствия состава преступления и полностью реабилитирован".